Как морпехи штурмовали Новоросийск.

ДЕСАНТ В СЕНТЯБРЕ

Наш десантный батальон, оснащенный 10 минометами, 62 пулеметами, противотанковыми ружьями, автоматами, гранатами, разместился на 7 катерах, 5 мотоботах и 6 баркасах. В 21 час 9 сентября 1943 года мы вышли из Геленджикской бухты и легли курсом на Новороссийск.
Взвод автоматчиков под командованием лейтенанта Спиридонова и помкомвзвода старшины первой статьи Фотина находился на моторном баркасе. На катере, буксировавшем наше судно, разместилось два взвода автоматчиков, где командирами отделений были Кирилл Дибров и Владимир Сморжевский.
В 2 часа ночи 10 сентября около 140 различных судов с 4580 десантниками на борту подошли к Новороссийску. В 2 часа 44 минуты наша артиллерия открыла огонь по вражеским позициям. Катера обеспечения подорвали минно-боновое заграждение в воротах между восточным и западным молами, после этого катера с десантниками на полном ходу устремились в ворота порта.
Но не дремал и противник. Вражеские артиллерийские и минометные батареи открыли беглый огонь.
Пять линий заградительного огня, пять огненных заслонов надо было преодолеть катерникам, чтобы форсировать ворота порта, а ворвавшись в бухту, искусно уклоняться от пуль и снарядов крупнокалиберных пулеметов и скорострельных пушек. Сотни «люстр» — осветительных ракет на парашютах — повисли над бухтой, вокруг стало светло, как солнечным днем. Противник вел прицельный огонь по каждому катеру, мотоботу, баркасу. Но и катерники, и десантники палили, поливали свинцом огневые точки фашистов. Особенно яростный огненный шквал вспыхнул при подходе катеров к пирсам, причалам, стенкам, пристаням.
От прямых попаданий мин и снарядов несколько судов затонуло. Оказавшиеся в воде десантники плыли к берегу, раненые, еще державшиеся на воде, взывали о помощи. Если бы все это тогда можно было бы записать на магнитофонную пленку или заснять кинокамерой, то и теперь самое крепкое сердце вздрогнуло бы. В Новороссийской бухте царил кромешный ад!
Все десантники залегли на палубах.
На катере, которым буксировали наш баркас, обрубили трос, и судно с полного хода подлетело к лесной пристани. Натренированные десантники в один миг очутились на берегу. Ведя огонь из орудий и пулеметов, катер отошел от пристани, а десантники бросились в атаку. Несколько автоматчиков подорвалось на минах, остальные продолжали бежать, стреляя из автоматов по убегающим фашистам. Перемахнув через каменный забор, они уничтожили прислугу фашистской батареи и устремились к железнодорожному вокзалу.
Навстречу автоматчикам с вокзала и других прилегающих к нему зданий потянулись огненные трассы фашистских пулеметных и автоматных очередей.
Автоматчики старшего лейтенанта Райкунова быстро ликвидировали очаги сопротивления и приблизились к железнодорожному вокзалу. Однако сильный ружейно-пулеметный огонь противника прижал десантников к земле. Опытные командиры Дибров и Сморжевский сразу поняли, что с ходу вокзал не возьмешь, могут быть большие потери. Они решили выбить фашистов фланговым ударом. Взвилась вверх ракета — сигнал к атаке, и отделения Диброва и Сморжевского бросились на штурм здания. После двухчасового боя железнодорожный вокзал был взят. Владимир Сморжевский поднялся на его крышу и водрузил военно-морской флаг, который развевался там до полного разгрома немецко-фашистских войск в Новороссийске.
На головном катере-охотнике отряда капитан-лейтенанта Д. А. Глухова шел командир нашего батальона капитан-лейтенант В. А. Ботылев с группой автоматчиков и штабом. Вдруг корабль вздрогнул от сильного удара в борт, но взрыва не последовало. Оказалось, что пущенная в него торпеда врезалась в борт, прошила его насквозь и ушла к берегу, где и взорвалась.
В катер хлынула вода. Но экипаж полузатопленного судна сумел довести его до ближайшего причала. Но тут по катеру ударил немецкий пулемет. Парторг батальона старшина первой статьи Сергей Колот метким броском гранаты уничтожил огневую точку противника, десантники спрыгнули на берег, а катер скрылся под водой.
130 десантников во главе с Ботылевым атаковали клуб портовиков и выбили оттуда немецкие портовые команды.
Но овладеть трехэтажным зданием управления Новороссийского порта десантники не смогли. Гитлеровцы встретили их сильным пулеметно-автоматным огнем. Были тяжело ранены помощник начальника штаба батальона лейтенант Рыбнев и его ординарец матрос Иващенко. Фашисты схватили их, облили керосином и заживо сожгли.
Гитлеровское командование решило выбить десантников из клуба портовиков. Атака следовала за атакой. В нашем строю оставалось 40 десантников, тут же лежали 90 тяжелораненых.
Фашистские танки стреляли по клубу прямой наводкой. Из окон, дверей, из всех пробоин и дыр в стенах и потолке валили дым, пыль, огонь. Казалось, что ни один человек не уцелеет в этом аду.
Но вот танки прекратили огонь, и со всех сторон, раскрасневшиеся от обильной выпивки, с дикими воплями вражеские солдаты устремились к клубу. Вот они уже приблизились к нему на расстояние 30... 20... 10 шагов. Из окон, дверей, с крыши в гитлеровцев летят гранаты, раздаются короткие и длинные очереди автоматов и пулеметов. Но враг наседает, лезет в окна, двери. Сраженные меткими выстрелами фашисты виснут на подоконниках, падают на пол. Ботылев с автоматом в руках бросается от окна к окну, помогая огнем' то одной группе бойцов, то другой, подбадривает товарищей, увлекает их своим примером. Отбита первая, вторая, третья, пятая атаки, а фашисты все лезут и лезут, не считаясь ни с какими потерями. У десантников на исходе патроны, кончились гранаты, в ход пошли приклады автоматов, кинжалы. Ботылев по рации вызвал огонь нашей артиллерии на себя. Батарея Солуянова без промедления открыла огонь. Снаряды с треском и грохотом рвались вокруг здания клуба, разметая роты фашист-ких автоматчиков. Сразу же было подбито три немецких танка, остальные десять, видя, что прорыв не удался, поспешили отойти от клуба.
Один танк все же вплотную подошел к клубу, расстреливая нас в упор. Тогда главстаршина Николай Кириллов выпрыгнул в окно, сбоку подполз к танку и двумя последними гранатами подорвал его.
Два танка подорвал комсорг старший матрос Владимир Колесников.
В сумерки гитлеровцы тягачами оттащили подбитые машины.
Отлично действовал снайпер Филипп Рубахо. Ко дню высадки десанта на его счету было 270 убитых гитлеровцев. В боях за Новороссийск он довел свой счет до 346. Его ранило в обе ноги, но он продолжал бить по врагу. Парторг роты Борис Беньковский корректировал стрельбу снайпера, помогал ему в выборе цели. Накануне освобождения города на втором этаже, где находился снайпер, разорвался снаряд и Рубахо был вторично ранен, на этот раз тяжело.
За мужество и героизм, проявленные в боях заНовороссийск, Филиппа Рубахо представили к званию Героя Советского Союза. Но Указ о присвоении этого высокого звания уже не застал его в живых, он скончался в госпитале.

<strong>ПЯТЬ ДНЕЙ И НОЧЕЙ</strong>

От близкого разрыва вражеского снаряда мотор баркаса, на котором находился я, заглох. Теперь он двигался по инерции, раскачиваясь на волнахот бесчисленных разрывов мин и снарядов.Всевокруг затянуло дымом и гарью, тысячи фонтановподнимались над гладью Цемесской бухты.
С большим трудом удалось запустить мотор.Бухту все больше и больше заволакивал густойедкий дым.Дышать стало тяжело, слезились глаза.
Помкомвзвода старшина первой статьи СергейФотин, обращаясь к мотористу, сказал:
— Давай, браток, жми на всю железку...
Но куда держать путь? Все кругом в дыму, невидно никаких ориентиров.
Баркас с полного хода врезался носом в берег.Слева били вражеские пушки,справа в упор стреляли автоматы,захлебываясь строчили пулеметы.
Огонь прижал нас к берегу у самой кромки воды. Впереди в нескольких десятках метров во всюглотку орал вражеский корректировщик. Снаряды и мины ложились все ближе и ближе к нам, вот-вот накроют.В небо взвились осветительные ракеты.
Лычагин заметил впереди огромную воронку от крупной авиабомбы и крикнул:
— Всем — туда!
В один миг мы оказались в воронке, залегли у верхней ее кромки. Вражеский корректировщик до хрипоты продолжал орать в телефонную трубку.
Мины и снаряды ложились все ближе и ближе к нам.
— Кость бы ему в горло, этому фашисту,— выругался Лычагин.
В этот момент мина угодила в самый центр глубокой воронки, обдав нас грязью.
Анатолию Голимбиевскому оторвало обе ноги. Ранен был Фотин. Осколок зацепил и меня.
—Лежать тут нет смысла,— сказал Фотин.— Ты, Лычагин, продвигайся со своим отделением к цемзаводу «Пролетарий», а я с отделением автоматчиков буду пробираться к электростанции.
При свете ракет мы увидели проволочное заграждение. Видимо, в его основании были замаскированы мины.
Как тут быть?
Иван Прохоров поднялся и предложил:
—Я рискну, ребята. В случае чего — считайте, меня коммунистом.
Перед десантом он подал заявление о приеме в партию.
Прохоров подбежал к проволочному заграждению, поднял руку — ив тот же миг раздался оглушительный взрыв. Взрывная волна приподняла Прохорова и бросила на землю.
Мы замерли, потрясенные случившимся. Ценой жизни Ваня спас нас. В проволочном заграждении ясно обозначился проход.
— За мной! — крикнул Лычагин.
Мы благополучно проскочили через проход.
Распоряжение помкомвзвода Фотина было правильным. В населенном пункте, где приходится драться за каждый дом, надо действовать мелкими группами.
От камня к камню, от стены к стене, где ползком, где короткими перебежками, а то и просто ведя огонь по вспышкам вражеских автоматов, подавляя гранатами вражеские пулеметы, наше отделение в составе шести человек упорно пробивалось к цемзаводу «Пролетарий».
На рассвете мы оказались в небольшом помещении с высокими стенами, где вместо крыши и потолкависела металлическаярешетка.
—Вот где тишь и гладь да божья благодать, — проговорил Лысов.— Четыре стены и одна дверь, если фрицы заблокируют ее, то более надежной клетки для нас не подыскать.
— Что-то, братцы, у меня появилось желание затянуться дымком,— сказал Копотилов и полез в карман за махоркой.
Вдруг Соболев предостерегающе поднял палец и тихо сказал:
— За переборкой кто-то есть.
Все насторожились, прислушались.Среди грохота боя до нас доносилась немецкая речь.
—Ну, у тебя ж и слух, Коля, только слушать, как трава растет, — вполголоса заметил Максимов, обращаясь к Соболеву.
—Так он же у нас на эсминце был лучшим сигнальщиком. Бывало, приборы молчат, а Коля уже докладывает: «Слышу шум вражеских самолетов!»И всегда безошибочно,— сказал Лысов.
— Понятное дело, глухаря сигнальщиком не поставят, — деловито произнес Копотилов.
— Да, нас, комендоров, глухарями называют,и не зря, — продолжал Копотилов. — Вот и сейчас все вы слышите какой-то разговор,а я хотя бы что, ничего не улавливаю.|
Вдруг над нашими головами на металлической решетке рванула граната.
— Вот теперь и я слышу, — шутливо заметил Копотилов.
— Случайно залетела, — сказал Лысов. Через минуту на сетке разорвалась вторая, потом третья гранаты.
— Это уже не случайно,— забеспокоился Лычагин. — Немцы знают, что мы здесь. Давайте сматываться отсюда. Я иду первым, остальные за мной с интервалом в несколько шагов друг от друга, а ты, Володя,— обращаясь ко мне, закончил командир отделения,— пойдешь замыкающим и в случае чего — прикроешь нас огнем.
Поплотнее прижав бескозырки, ребята выскочили из западни и побежали по длинному коридору. Я был замыкающим, то и дело оглядывался назад: не появятся ли у нас в хвосте вражеские автоматчики. Но они появились не сзади, а сбоку. Свинцовая очередь отсекла меня от остальных ребят. По выстрелам я определил, что стреляет не один автомат, а несколько.
Отпрянув назад, я вскочил в угловое помещение. По верстаку и открытому железному шкафу с различными инструментами определил, что здесь была слесарная мастерская.
Вскочив на стол и сдернув с головы бескозырку, я осторожно выглянул в окно, одновременно посматривая на дверь, понимая, что опасность еще не миновала и в любой момент здесь могут появиться немецкие автоматчики.
В окно я увидел, как гитлеровец из портовой команды, стоя у двери, кому-то призывно махал рукою. Из пролома в стене, согнувшись, с автоматами наперевес выбежали около десятка немецких моряков и, озираясь по сторонам, торопливо направились к входной двери коридора.
«Вот это попал в «вагон некурящих»,— подумал я.
Фашисты сгрудились у входа, готовясь к штурму моих дверей. Я сорвал с пояса гранату и в тот момент, когда фашист наклонился, готовясь ринуться вперед, швырнул ее в это сборище. Вслед за взрывом я спрыгнул с верстака и бросился к выходу. В дверях выросло два гитлеровца, уцелевших от взрыва. Очередью из автомата я уложил их.
В другом концецеха не смолкая раздавался
треск очередей, ухали взрывы гранат. Это мои товарищи во главе с Лычагиным встретились со второй группой немецких моряков.
Уже потом, когда стихла эта заваруха, Лысов заметил:
—Да, Володя, здорово ты выручил нас, а то, пожалуй, неизвестно, чем бы закончилась эта встреча с фрицами, очень в невыгодном положении мы оказались...
Слушая товарища, я подумал: «Неизвестно, кто кого выручил...»
Из окна второго этажа заводской конторы, не переставая, бил вражеский пулемет. Лысов подобрался к окну и метким броском гранаты уничтожил огневую точку.
Из развалин появилась группа наших солдат во главе с лейтенантом. Тепло благодарили бойцы Лысова:
— Этот пулемет не давал нам покоя, хорошо ты его срезал.
Утром гитлеровцы возобновили контратаки. Наше отделение автоматчиков оказалось в полном окружении. Мы залегли в развалинах, заняв круговую оборону. Мучила жажда. За глоток воды каждый готов был отдать все, кроме оружия. И тут за одним из камней я увидел гитлеровца, осторожно приближавшегося к нам. Меня он не заметил. Я нажал на спусковой крючок, но выстрела не последовало. Кончились патроны. Но тут слева раздалась короткая очередь и фашист сник. Видимо, это были последние выстрелы.
Кругом враги, а тут ни патронов, ни гранат. Я забыл о жажде, на лбу выступил пот. Смахнув его рукавом гимнастерки, я напряженно всматривался вперед, мечтая не о тысяче, не о сотне, а хотя бы о десятке патронов. Теперь я стрелял бы не короткими очередями, а одиночными выстрелами, и то наверняка! На крайний случай один бы патрон оставил для себя, чтобы в случае чего не попастьживым в лапы фашистов. Я искал выхода из создавшегося положения. Искал и не находил.
Мои невеселые думы прервал гул тяжелогруженых немецких бомбардировщиков, идущих в сторону наших позиций. Мать честная! Идут крыло к крылу, закрывая солнце. Ведущий самолет разгрузился. Бомбы черными каплями с воем понеслись к земле, к тому месту, где я находился. «Неужели отвоевался,— подумал я.— Ну, это еще посмотрим» .
Плотнее прижав к голове бескозырку, я рванулся в сторону, чтобы уйти из-под прямого попадания бомб. Теперь я бежал так, как можно бежать один раз в жизни.
Вот, наконец окоп, и я всем телом падаю на его дно.
И своим глазам не верю: оказывается, это вражеский окоп. И на дне его сидят корректировщики. Встреча для гитлеровцев, как и для меня, была неожиданной. Один из них, подняв голову и широко раскрыв рот, с ужасом смотрел на меня, другой судорожно царапал пальцами кобуру своего парабеллума, пытаясь вытащить его, потом схватился за автомат, висевший на шее. Но не успел повернуть его в мою сторону, как ударом кулака был отброшен на дно окопа. Та же участь постигла и второго гитлеровца.
После бомбежки ко мне в окоп в изорванной, обгорелой одежде ввалился Лысов.
—Ух, гады, и дали прикурить! В воронке лежал, на самом дне, а качало, как на волне. Порой казалось, что вот-вот унесет в небо, как перышко, — усмехнулся Анатолий. — Если бы не автомат, за который я крепко держался, пожалуй бы, и унесло.
—Ты, Толя, без юмора просто жить не можешь,— заметил я.— Давай-ка лучше займись подсчетом трофеев, мне надо осмотреться.
Нашими трофеями оказались два автомата, пистолет, два десятка гранат, больше сотни патронов. Воевать можно!
Сняв бескозырку, осторожно высунулся из окопа. Нигде никого не видно, но стрельба идет неимоверная.

Фотогалерея: