Как приняли на вооружение легендарную 3-х линейку Мосина...

Семь лет прошло с тех пор, как он пришел к Чагину с первым образцом магазинки. За это время в комиссию поступило сто девятнадцать всевозможных ружей: итальянские, австрийские, норвежские, немецкие, французские, американские, русские.

Ружья прославленных конструкторов и ружья никому неизвестных мастеров.

Из ста девятнадцати винтовок комиссия выбрала две: бельгийца Леона Нагана и русского Сергея Мосина.

Какая из них лучше? Это должно было выясниться на испытаниях.

Мосин знал: бельгиец — соперник серьезный. Винтовка у него немного сложная, но хорошая. И отделана так, что глядеть любо.

Ни к чему не придерешься. Все тщательно пригнано, отшлифовано, ореховое ложе сияет лаком.

Блеск может понравиться. А тогда семь лет работы — насмарку. И в русской армии будет винтовка иностранца.

Мосин ничем не выдавал своего волнения. Только стал еще более молчаливым и сдержанным, чем всегда.

Осенью 1890 года из Бельгии прибыли триста винтовок Нагана, а из Тулы — триста винтовок Мосина.

Испытания начались 21 декабря.

Солдаты с любопытством разглядывали незнакомые ружья. По команде вышли на огневой рубеж и растянулись редкой цепочкой. Сигнальный взмахнул красным флажком. Замигали быстрые огоньки. Выстрелы на морозе звучали негромко.

Стреляли стоя в размалеванные фигуры саженного роста.

Стреляли лежа в картонные головы, прибитые к деревянному валу. Вал вращался, и головы то появлялись, то исчезали. За две секунды нужно было успеть прицелиться и спустить курок.

Испытания шли всю зиму с утра до ранних сумерек. Стреляли по разным мишеням с разных расстояний. Стреляли на меткость и скорость, залпами и одиночным огнем.

Расстреляли больше четырехсот тысяч патронов. Такого количества хватило бы на хороший бой.

За стрельбой внимательно наблюдали офицеры и отмечали в записных книжках каждую поломку и неисправность.

Это были обыкновенные испытания. А потом начались усиленные.

Из винтовок Мосина и Нагана стреляли надрезанными гильзами и двойными зарядами пороха, чтобы узнать, достаточно ли прочны стволы.

Клали винтовки в длинные ящики, наполненные золой, песком и толченым кирпичом. Смесь раздували мехами, чтобы винтовки засорились как следует. Это называлось «дать перчику».

Пыльные винтовки заряжали чистыми патронами. Скрипели затворы, патроны туго лезли в грязные стволы, случались осечки.

Потом отправили винтовки «на засолку»: облили их соленой водой и положили в сырой погреб. Через три дня вынули, осмотрели, какая сильнее заржавела.

Знал Сергей Иванович, что все это необходимо — ведь на войне не то еще бывает, — и все же волновался.

Наконец, зажали винтовку в тиски и стали подвешивать к прикладу пудовые гири.

«Пять... шесть... семь... восемь... — считал про себя Мосин: — девять...»

Раздался легкий треск. Вспомнил тут Мосин, что «испытание» и «пытка» — слова одного корня.

«...десять...»

Неужели еще?

— Довольно, —- сказал Чагин.

Когда гири сняли, Мосин невольно повел плечами, как будто это с него свалилась десятипудовая тяжесть. На прикладе остались глубокие вмятины, но крепкое дерево выдержало, не сломалось.

Испытания кончились.

марте 1891 года собралась комиссия, чтобы решить, чья же винтовка лучше. Место председателя за просторным столом занял инспектор стрелковой части в войсках генерал Нотбек.

Пришли на заседание члены Артиллерийского комитета, начальники оружейных заводов, офицеры, участвовавшие в испытаниях, пришел и заслуженный профессор Артиллерийской академии, генерал в отставке Владимир Львович Чебышев.

Вопрос был важный. Пять дней спорили. Но еще до того, как председатель роздал листки для голосования, стало ясно, что у Нагана много сторонников. Его ружье привлекало точностью и чистотой отделки. Понравилось оно начальнику стрелковой школы Ридигеру. Чагин долго раздумывал, потом взял карандаш и тоже поставил крестик против фамилии бельгийца.

Собрали листки. просторном зале стало тихо. — За ружье капитана Мосина, — раздельно произнес председатель, — десять голосов. За ружье Нагана — четырнадцать.

«Значит, кончено! — подумал Мосин. — Не зря я опасался». И вдруг почувствовал сильную усталость.
Но тут вмешался Чебышев.

— Что? — сказал он, вскинув седую голову. — За Нагана четырнадцать? Не согласен!

Дубовое кресло с грохотом откатилось в сторону, Чебышев вскочил и начал доказывать, что винтовка Мосина гораздо лучше.

— Я подсчитал, сколько задержек было при стрельбе из винтовки Нагана: пятьсот пятьдесят четыре. А у Мосина только двести тринадцать. Ружье Мосина сделано неаккуратно, а Нагана — хоть сейчас посылай на выставку. Но важна не внешность. Можно замечательно отлакировать и палку, краснодеревщики у нас найдутся. Важна система, понимаете, система! — сердито повторял старый артиллерист, стуча карандашом по зеленому сукну.

Чебышева поддержал инспектор оружейных заводов.

— Система Мосина гораздо проще и для производства и для боевого применения, — говорил он. — Возьмите хотя бы затвор. Его можно разобрать голыми пальцами, а у Нагана два винта — без отвертки не обойдешься. Винтовку Мосина изготовить легче, и стоить она будет дешевле.

Тогда Ридигер и Чагин заявили, что голосуют за Мосина.

Теперь у обоих конкурентов было одинаковое количество крестиков, но решал голос председателя, а Нотбек голосовал за Мосина.

— То-то же! — все еще сердито проворчал Чебышев. Потом подошел к Мосину и сказал, улыбаясь:

— Вот видите, Сергей Иванович, а вы волновались!

О результатах совещания доложили военному министру, и 16 апреля 1891 года трехлинейная винтовка капитана Мосина была официально принята на вооружение русской армии.
Отрывок взят из книги -Меткие стрелки

Фотогалерея: