СТАЛИН. ГОРЬКИЙ ЦЕЛИТЕЛЬ. Часть 1-я. Весьма дискуссионная, но интересная точка зрения
Автор: Лев Егоров

У каждого свое представление о родном крае, о своей земле. Для него, подавшего серьезную заявку на имя большого национального поэта, Иосифа Джугашвили, Грузия в те годы была не просто родным краем, домашним очагом, кормилицей, но и вдохновительницей творческого полета мысли, слова и мечтательности.
И, кто знает, не отойди ко Господу в первый год двадцатого столетия его земной кумир и литературный наставник Рафаэл Эристави, одаренный этнограф и певец скорби народной, этакий «Николай Некрасов от Иверии», каким бы недюжинным талантом мог выказать себя в поэзии тот, кто стал известен не только Грузии, но всему миру, но совсем под другим именем.

Смена декораций в театре абсурда
Изнуренные непосильным трудом мозолистые руки земледельцев — это сумрак бездны родного края. Бесправие и нищета народа, нужда и произвол вымогателей в чиновничьей униформе — это тот же непроглядный сумрак бездны. Да и память, которую не могла не беспокоить тайна собственного происхождения по линии отцовства.
И тайна сия, не способная утешить и пощадить самолюбивый и свободный нрав юноши «со взором горящим», также терялась среди иных наслоений пытливого ума, прикованного вниманием к поиску ответа на непростой вопрос: как и при помощи чего (или кого) развеять, наконец, этот изнуряющий и гнетущий сумрак бездны…
Душа человека есть сама по себе великая тайна, к которой окружающие могут лишь прикоснуться. Познать и оценить личность можно лишь по ее делам, творениям. Да и сами оценки могут быть неверными или искаженными в зависимости от того, кто и с какой целью вознамеривается истолковывать поступки, проступки и свершения отдельно взятой личности, особенно, если сама личность отличается незаурядностью и широкой известностью.
Об Иосифе Виссарионовиче Сталине опубликовано, отснято, отксерокопировано, наговорено-оговорено столько, что разгрести-разобрать весь ворох дефиниций и ярлыков, страшилок и благоговейных воздыханий ностальгического свойства явно стало бы деянием безумным да и бесперспективным. Тем более, что нам уже доверили то, что нам можно было доверить. Что же касается оценок, то нас, доверяемых, никто ни о чем не спрашивал: шла обычная смена декораций в театре политического абсурда.
Чем же мы располагаем? Приведу лишь небольшой перечень эпитетов, характеризующих деятельность руководителя советского государства: вождь народов, палач и садист, гениальный стратег и полководец, диктатор и тиран, жестокий деспот, красный монарх, недоучившийся семинарист и даже… непримиримый антисемит. А как же? Помните вирши девяностых? «Слышишь диктор, как картавит и с экрана Запад хвалит? Жаль, что Сталина то нет. Был хороший логопед».
Кстати, о девяностых. Именно в те годы обывательское сознание народонаселения бывшей советской империи стали активно разлагать две крамольные идеологемы — плюрализм и суверенитезация — как параноидальные вывихи интеллигентского воображения постперестроечной поры. Если злосмрадие сквернословия, блуда и корыстолюбия становились нормой поведения и устремлений нарождавшегося архетипа среднестатистического новомышленца, то усеченность и прозрачность наспех скроенного государственного формирования — Российской Федерации — свидетельствовали лишь об отсутствии трезвого ума у дорвавшихся до руля прохиндеев.
В противовес бездарным и самовлюбленным говорунам от политики практически всех без исключения лозунгов и окрасов вдруг явилась идея созыва Всероссийского Земского Собора — Святая Русь напомнила о себе. И появились подвижники, немногочисленные, целеустремленные, сумевшие за короткое время отодрать идейные зазубрины от вырисовывавшегося (пока только в сознании) стального каркаса государственного устроения. Оказалось, что небезызвестную уваровскую триаду — Православие, Самодержавие, Народность — никто и не забывал: рассудок помутился, но ожила историческая память.
Назвав переживаемый отрезок истории смутным временем, по аналогии с первым десятилетием семнадцатого века, всерьез заговорили о восстановлении монархии. Даже возлагались определенные надежды на насельников и насельниц Русского зарубежья с целью обсуждения и привлечения достойного кандидата на российский престол. Принимались во внимание и легитимность, и фамильные признаки кандидата, свидетельствовавшие о принадлежности к роду Романовых.
Однако в пылу увлеченности куда то подевалась рассудительность и бережливость чувств. Не хватало времени, чтобы оглянуться, оглядеться окрест, вглядеться в лица прохожих, близких и дальних знакомых. Вслушаться в тон их речей, даже в тембр голоса, чтобы понять насколько низко опустилась планка нравственных ценностей.
Смутное время конца двадцатого столетия можно было бы преодолеть наскоком — посадить на престол любого, самого легитимного избранника и предоставить ему право называть свое правление или конституционной монархией или монархией демократического образца. А еще лучше — королевством кривых зеркал, поскольку и первое, и второе, и третье, не имея существенной разницы, выражали бы сформировавшуюся бессмыслицу и тупик. И когда увлеченность уступила, наконец, место рассудительности, вспомнили о молитве.
Вспомнили, что Царя нужно вымолить. Это по нашим то грехам! Путь единственный, не каждому доступный, не сулящий земных благ, зато верный. Начались молитвенные стояния, сборы подписей и прошений за церковное прославление убиенных Царственных мучеников. И этот крестный ход продолжался десять лет.
И эти десять лет подтвердили истину стародавнюю, почти позабытую ныне: глас народа есть глас Божий. Вместе с Царем-страстотерпцем Святая Церковь обрела еще около двух тысяч молитвенников небесных о России из числа других новомучеников. Но степень высоты одержанной духовной победы осознали очень немногие — лишь те, кто не только по факту крещения считались православными.
Находились и такие, среди мирян и даже священнослужителей, для которых откровением звучали слова, например, одного из прославленных новомучеников российских — Киевского митрополита Владимира: «Священник республиканец — всегда маловерен, священник не монархист не достоин стоять у св. Престола.».
«Да отчего же? — недоумевали многие, — возьмите Грецию, Болгарию, Сербию, иные поместные церкви…» Все так. Но ведь о России особое попечение. И не за ее, России, материальное благополучие и процветание. Но за ее жертвенность и духовную самоотдачу. Вспомним, Кто принял на Себя обязанности Удерживающего после вынужденного отречения Государя в марте семнадцатого. И что характерно: образ Пречистой Девы и Матери Божьей был явлен именно в день отречения и с атрибутами царской власти. Следовательно, все последовавшие и ныне действующие (а точнее — ныне бездействующие) управители Отечества нашего есть, по сути, фигуры псевдолегитимного мифотворчества. И здесь не может быть двух мнений: «Без царя и земля вдова и народ сирота».

Великое сокровище
Философ Константин Леонтьев однажды справедливо отметил: «Было нашей нации поручено одно великое сокровище — строгое и неуклонное церковное православие; но наши лучшие умы не хотят просто «смиряться» перед ним, перед его «исключительностью» и перед той кажущейся сухостью, которою всегда веет на романтически воспитанные души от всего установившегося, правильного и твердого».
Нашу общую беду можно было бы развести в одночасье, ведь назидательные слова Христа Спасителя о большем взыскании с тех, кому многое вверено (Лк., 12,48) прямой наводкой достигают своей цели — богоизбранного народа, но, достигая, к сожалению, не вразумляют. И уже, по видимому, не вразумят: перешедшая на нас, русских, богоизбранность как то не вдохновляет и по сей день.
Есть вообще опасения, что при той открытости, доступности и свободе, кои в наши дни обрела Русская Православная Церковь, число истинных богомольцев может, если не количественно, то, так сказать, качественно заметно поубавиться.
Тенденция, безусловно, тревожная и касается, прежде всего, столичного мегаполиса: комфортнее стало жить, уютнее приспосабливаться к церковному уставу по части удобного посещения богослужений и участия в таинствах, а главное — соблазны самооправдания и небрежения к своим обязанностям как членам Церкви. Не лишены явных пороков и чины администраций отдельных приходов, братств и общин, в числе которых можно встретить немало случайных людей — теплохладных, лицедейных, а то, и просто корыстолюбивых, «имеющих вид благочестия, силы же его отрекшихся» (2 Тим., 3,5), или просто неверующих. Словом, намечается явное оскудение любви — милосердствующей, долготерпеливой и не превозносящейся — по выражению апостола Павла (1 Кор., 13,4).
Но даже явно обозначающиеся апостасийные признаки в церковной и околоцерковной среде еще не свидетельствуют об устойчивости самой тенденции. О неизбежности приближающегося ускоренными темпами часа последнего удара колокола. Следует лишь внять здравому смыслу и понудить себя отказаться от феерических, иллюзорных проектов построения Русского Царства с последним царем как человеком «горячей веры, глубокого ума и железной воли» — по пророчеству свт. Феофана Полтавского.
Исполнимость или неисполнимость пророчеств вообще всецело зависит лишь от Божьего произволения, сообразуемого с уровнем нашего духовного состояния. Поэтому то сам факт особого попечения, своего рода опекунства над Россией, явленного Самой Царицей Небесной 2 марта 1917 года, указывает на долготерпение Господне, на Его неизреченную любовь к избранникам Своим, но никак на поспешное удовлетворение запросов державного благоустроения.
И если нам, православным христианам, модель самодержавной государственности представляется наиболее удачной формой правления для России, не полезнее было бы для начала обратиться к самим себе, к попечению душеполезному и нелицемерному — отринув прихотливые измышления ума, вложить в сердце любовь, смирение и долготерпение? И тем самым подтвердить свое избранничество. Ведь сила христианского избранничества состоит в посрамлении вражьей силы, в обеспечении таких условий земного бытия, при которых пути к спасению душ человеческих оказывались бы и короче и вернее.
«Отбор спасающихся — вот подлинное содержание Новозаветной истории человечества», — неожиданно и смело оценил однажды все происходящее вокруг нас архимандрит Константин (Зайцев). И ни «Пушкин — это наше всё», ни, дерзну вымолвить, Царь, ни сама Россия, но Церковь. Поскольку мы пребываем в Ней, Земной воинствующей и будем пребывать (если удостоимся, конечно) в Ней, Небесной торжествующей: кому Церковь не мать, тому Бог не отец.
Применительно же к нашему дряблому,..немощному и бескрылому статусу «гостевых временщиков», радеющих о возрождении духа национального самосознания невольно примешивается упорство неофитской твердолобости: или Царь или никто. Но ведь Царя нужно заслужить! И Царица Небесная, Преблагая Заступница Наша, дает нам, ретивым и безрассудным нетерпивцам, пока еще такой шанс: уж коли надобен Царь, стойте в вере, держитесь братской любви, возгревайте в душе страх Божий и не отступайте от обретенной Истины, которую являет и утверждает на Земле наша общая мать — Церковь.
Заслуживают сочувствия и молитвенной помощи не укрепившиеся в вере «державники», чьи подзатянувшиеся с годами неофитские измышления о значении расовой принадлежности привели некоторых из них (Кстати, небесталанных и по своему искренних) туда, куда попадает всякий, отринувший попечительство своей Матери-Церкви: во тьму язычества, еретичества и даже сектантства. Тем не менее, в смысле толкования и восприятия державности как таковой не лишним было бы вспомнить Ивана Солоневича, провозгласившего державность в качестве доминанты национального характера русского народа.
Похоже, этот же взгляд разделяют и наши ангажированные идеей чистоты арийской крови неоязычники, хотя и с некоторыми оговорками. Когда же готовность к пониманию роли и значения национального государства в объединении добропорядочных и здравомыслящих членов общества с подлинно русским мирочувствием, наконец, даст знать о себе, только тогда, в подтверждение правоты подобного союза, можно будет припомнить слова апостола Павла: «Ибо, когда язычники, не имеющие закона, по природе законное делают, то, не имея закона, они сами себе закон» (Рим.,2,14). Вот и выходит: до Царя еще далеко, до понимания себе подобных — как Бог даст.
Для нивелирования идейно-политических и мировоззренческих разногласий, учитывая твердое желание каждого из нас (за исключением, конечно, окончательно утративших чувство самосохранения и бытующих лишь алчбой и наживой) увидеть, наконец, свой родной край, свое отечество просветленным, расчищенным от сумрака гнетущей бездны, необходимо понять одну простую вещь. Смысл ее ясен и прост: учиться внимать друг другу там, где превалируют национально-державные интересы. Одной из точек приложения такого взаимопонимания может служить почитание отдельных личностей, внесших свою лепту в государственное строительство, т. е. персонификация самой идеи державности.

Он возник сам собою
Есть личности в нашей отечественной истории (именно личности, а не фигуры), помеченные особой отметиной Божественного Провидения. Но лишь один в веке двадцатом оказался именно тем, без которого оба предыдущие да и нынешнее поколение живущих в нашей стране вряд ли сумели бы избежать реального физического уничтожения. Иосиф Виссарионович Сталин — это Личность, причем такого исторического масштаба, что, перефразируя изжеванный постулат Вольтера, можно с уверенностью заключить: «Если бы культа не было, его необходимо было бы придумать». Но этого не понадобилось: он возник сам собою.
Повторюсь: слишком великими оказались исторические масштабы личности. В нашем православно-монархическом правосознании Сталин — безусловно, личность нелегитимная. Но неисповедимы пути Господни: Царица Небесная, прияв опекунство над нашей осиротевшей и растерзанной Родиной, соделала земной и справедливый по человеческим и духовным меркам суд — для назидания одним и в вечную погибель другим. Когда переменилась не власть, не географические образования распались, но полетели основы, рухнул фундамент исторической государственности, понадобился муж твердейшей воли и высоченнейшей работоспособности. И востребованность в таковом оказалась стопроцентной.
В начале, правда, он подвизался в кругу идолослужителей коммунистической глобализации. А из какой же еще среды мог выйти вождь нелегитимный, что называется, «без царя в голове», но впоследствии умело вырвавшийся из этой бандитской группировки и обрушивший ряд точечных ударов по «Министерству мировой революции» — Коминтерну — этому гнездилищу авантюристов, демагогов и дармоедов от многонациональных сил?
Придерживался ли Сталин в своей политике лишь избирательной тирании или крутой взыскательной благонамеренности, был ли он палачом или сам оказался жертвой созданной им самим системы — это вопросы беспредметные и ничего в мотивации его поступков как Вождя не объясняющие. Главное — он был тем, кем пришлось стать: диктатором и преобразователем (но не с «реформаторским лицом»).
Мотивацию же поступков возможно отгадать лишь прикоснувшись к душе живой и открытой. Но чужая душа — потемки. Следовательно, повторяясь (про оценку личностей то), плоды деятельности — это и есть мотивация поступков. И выходит, что мотивация поступков Сталина-диктатора есть приверженность идее государственности и воплощение ее на территории бывшей империи Российской в качестве доминанты державообразующего народа. Мотивация поступков Сталина-преобразователя есть плод идеи построения общества добра и справедливости, без уточнения типовой принадлежности последнего.
Он карал. Но он же и примирял. Он же и строил. Он выкорчевывал дух наживы и своевольства. Он строил империю не по лекалу и шаблону, без советчиков и консультантов извне. Не колеблясь, брался за казавшиеся безнадежными по срокам и отсутствию профессиональных исполнителей начинания и…уж, Бог весть, откуда возникали обдуманные, выверенные, забористые проекты да еще находились квалифицированные кадры, послушные воле Вождя, разделявшие его идеалы.

Далее читать – тут:

Фотогалерея: