Однофамильцы (рассказ)

— Пивень!.. Пивень!.. — Чья-то цепкая рука, нащупав под шинелью плечо спящего, начала трясти его, бесцеремонно вырывая из провального сна.

— А... Что?.. — Укрытое с головой тело на земле шевельнулось, и пола шинели поползла вниз, обнажая заспанное лицо молодого солдата. С открытыми, но еще невидящими как у новорожденного глазами, не очнувшись, он смотрел немигающим взглядом в пустоту перед собой.

— Пивень! Вставай... — опять донесся до него откуда-то сверху смутно знакомый голос, и молочная пелена перед глазами стала понемногу спадать, обрисовывая черты склонившегося над ним старшины роты.

— Давай, давай... Поживее! Командир ждет!

При последних словах старшины, окончательно придя в себя, Пивень проворно вскочил на ноги и торопливо засобирался. Встряхнув поднятую с земли шинель, он взмахнул ее рукавами и, облачившись, застегнул на все крючки. Затем туго стянул шинель ремнем, отягощенным подсумками и надел на голову стальной шлем, утонув в нем по самые глаза. Подхватив прислоненную к дереву винтовку, Пивень закинул ее на плечо, успев стереть рукавом с лоснящегося маслом затвора приставшую хвоинку. После этого притопнув расквашенными от сырости ботинками, свежий и жизнерадостный, он предстал перед старшиной в полной боевой готовности. А тот, окинув фигуру солдата проницательным взглядом, промолчал и как бы неодобрительно хмыкнул что-то в прокуренные усы.

Военная форма привычной строгости молодому бойцу не придавала: как-то не вязался весь его облик, по мнению старшины, с обстановкой военного времени. Виной всему тому — два бесхитростных голубых глаза на улыбающемся веснушками лице по-детски поблескивающие из-под ободка армейской каски.

«Петушок... — припомнил старшина вошедшее в обиход обращение солдат его роты к стоявшему перед ним красноармейцу. — И взаправду Петушок». Данное прозвище подходило солдату как нельзя, кстати, и не только из-за созвучной фамилии, а в большей мере из-за задиристой ребячливости, вызванной его молодостью. Но со своей стороны старшина, уже щедро осыпанный сединами и пылью фронтовых дорог, особых нареканий в адрес бойца не имел.

Прибыв с последним пополнением около трех месяцев назад, Пивень за это время хотя и не совершил выдающихся геройских поступков, но в бою не малодушничал. И пообвыкшись на фронте, стал воевать наравне со всеми: сбивал ноги на маршах, копал бесчисленные окопы и могилы, стрелял по противнику и даже зачастую в него попадал. Такой же солдат, как и многие другие, выполнявшие рядовую, но самую главную работу на войне...

Их полк вот уже четвертые сутки, пытаясь пробиться к своим, выходил из окружения, избегая серьезных стычек с гитлеровцами: слишком много раненых — частью тяжелых, которых поочередно несли на самодельных носилках. В полку — не более четверти от прежнего состава; закончились перевязочные средства и остались крошки сухарей. Но что хуже всего: на исходе были патроны и гранаты. Многие бойцы за время последних боев обзавелись трофейными автоматами, болтающимися теперь у них на шеях; кое-где виднелись дырчатые кожухи «МГ» со свисавшими пулеметными лентами. Но свое штатное оружие все тащили с собой, а кто не мог — того несли вместе с его оружием.

К исходу дня остатки полка, сведенные по численности в батальон, сосредоточились в лесном урочище на расстоянии одного-двух переходов до линии фронта. Оттуда с востока отчетливо докатывались звуки близкой канонады, а ночью расцветали и рассыпались бутоны бело-красных огней. Выставив боевое охранение, полк готовился к решающему броску: кто чистил оружие и снаряжал гранаты, кто помогал раненым. Но в большинстве своем люди, выбившись из сил, засыпали, едва коснувшись головой земли.

Старшина и красноармеец, неслышно ступая по пружинистому ковру лесного мха, обходили по пути спящих вповалку бойцов. Воздух пьянил смолистым запахом хвои и прохладной свежестью первых заморозков. Уходящее в зиму солнце уже не могло согреть своими лучами, лишенными тепла и силы, далекую землю, на крошечном кусочке которой приютился на ночь обездоленный полк. Уходящий день, стирая краски, постепенно серел, растворяясь в черноте близящейся ночи, но еще сопротивлялся и жил, даруя людям последние светлые минутки. А на пригорок леса уже потянуло легким морозцем, и захрустел, застывая, опавший лист под березой, застенчиво обнажившейся в ожидании снежного наряда...

Командир второй стрелковой роты, проведя в неподвижности битый час на замшелом пне, передернул озябшими плечами и запахнул накинутую шинель. Близоруко щурясь в сгущающихся сумерках, он вглядывался в разноцветье потрепанной топокарты, лежащей у него на коленях. Для него это была не просто карта, испещренная условными значками, а в первую очередь — спасительный путь для многих людей, который ему предстояло выбрать, чтобы их сохранить. Права на ошибку он не имел, взяв на себя командование полком взамен всех выбывших из строя командиров полкового и батальонного звена.

Уловив неясное движение в стороне от себя, командир роты оторвался от карты и вскинул взгляд на прибывших. Старшина незаметно толкнул локтем в бок замершего красноармейца и тот принялся рапортовать:

— Товарищ старший лейтенант! Красноармеец Пивень по вашему приказанию...

Не дав договорить, ротный оборвал его доклад вопросом старшине:

— Справится?..

— Справится, товарищ командир. Должен справиться... У него дед еще в первую мировую в пластунах служил. Преемственность, так сказать...

Командир роты перевел взгляд на молодого бойца и секунду-другую помолчал, а потом, вздохнув, посмотрел ему прямо в голубые глаза:

— Пойдешь сейчас в разведку...

Старший лейтенант встал, сбросил с плеч шинель и, разостлав на пне карту, подозвал красноармейца.

— Видишь... — он протянул палец, пытаясь отыскать на карте нужный квадрат, но через мгновенье с досадой понял, что в полутьме боец вряд ли сможет разобраться в хитросплетении линий на бумаге. Тогда ротный оставил карту в покое и сказал:

— Смотри... Вот здесь мы... — Каблук ротного вдавил мох на земле, оставляя вмятину. — А там наши, — он показал рукой в направлении доносившейся канонады. — Километров пятнадцать, а может и меньше.

Потом он вспахал сапогом неровную линию и продолжил:

— Вот дорога... Отсюда километра три. Пойдешь вдоль нее, но на дорогу не лезь: могут встретиться патрули. Иди краем болота — вот здесь, и придерживайся направления, — каблук командира вдавил во мху очередную лунку. — Тут деревня рядом с речкой, а за ней уже недалеко фронт. Не собьешься?

Пивень внимательно следивший за движениями командирского сапога, оставившим за собой на поверхности земли борозды и ямки, отрицательно замотал головой:

— Не-а, не собьюсь...

— Твоя задача найти брод через реку, где можно перенести раненых. Понял?

— Ага...

— Что ага?..

— Так точно! Понял, товарищ старший лейтенант!

— Порасспрашивай местных жителей, может, у кого лодки найдутся... Будем ждать тебя завтра до вечера. Пойдешь один. Так незаметнее... — И вдруг добавил как бы для успокоения то ли самого себя, то ли переминающегося перед ним бойца. — Кроме тебя пойдут еще несколько человек на другие участки. Вся надежда только на вас. Не подведите.

Весь рассказ:

Фотогалерея: