Артем Латышев, фотограф из Волжска

Создал организацию, занимающуюся поиском пропавших людей в Марий Эл, Татарстане и Чувашии:

«Я не думаю, что в наше время люди стали пропадать чаще, чем раньше. Просто благодаря интернету и социальным сетям каждый такой случай способен мгновенно стать достоянием общественности. Люди довольно активно реагируют на чужую беду. Безусловно, непосредственно самим поиском занимаются единицы. Для расклейки оперативок и прочесывания леса я, например, могу мобилизовать 20, в лучшем случае 30 человек в то время, как в нашей сетевой группе состоят 11 тысяч пользователей. Но уже одно то, что они подписаны на наши новости и активно распространяют нашу информацию по различным сообществам и группам — многого стоит.

Люди пропадают регулярно и, уверен, до нас доходят менее 50% случаев исчезновений. Просто не все еще знают о существовании общественного поиска, особенно слабо информированы жители сельской местности. Поэтому и ищем мы в основном горожан. Идеальная ситуация — это когда по первому зову на поиск выходит 80% населения города, потому что чем раньше он начался, и чем больше людей вышло, тем более велики шансы найти человека. Однако я верю в положительную динамику. Помню, как на самый первый в своей жизни поиск выезжал в одиночку… Существуем мы всего полтора года, а уже так много граждан активно сотрудничают с нами.

О московском опыте

На самом деле мне не пришлось изобретать велосипед. Просто слушал радио и узнал, что в столице после пропажи Лизы Фомкиной и ее тети, которых впоследствии нашли замерзшими в лесу, общественные активисты, участвовавшие в их поиске, создали организацию «Лиза Алерт». Мне стало интересно, существует ли что-нибудь подобное в нашем регионе. Оказалось, что нет. И в соседних республиках — тоже.

Так и родилась идея создать здесь отделение, покрывающее сразу Марий Эл, где я живу, а также соседние Татарстан и Чувашию. Связался с Москвой, получил необходимые инструкции, для начала создал группу в социальной сети. Так и пошло. Люди стали присоединяться сами, у нас появились собственные «инфорги» — это те добровольцы, что практически круглые сутки сидят на телефоне, в чатах, принимая и обрабатывая поступающую к ним информацию. Я восхищаюсь ими, поскольку они, по сути, приносят в жертву львиную долю своего личного времени ради того, чтобы помогать другим. Абсолютно бесплатно и даже не за «спасибо».

При том, что мы сейчас, по большому счету, полностью автономны, москвичи продолжают помогать нам. У них больше опыта, людей, организационных и финансовых возможностей. Например, недавно они подарили нашему отделению навигаторы и рации.

О взаимодействии с правоохранителями

Я не могу однозначно говорить о том, что МВД не справляется со своими обязанностями. Просто мы дополняем друг друга, у нас есть то, чего нет у них, и наоборот. Например, у оперативника, ответственного за поиск пропавшего человека, нет возможностей быстро «прочесать» территорию. Где он найдет людей? А у нас — есть. В то же время мы, например, не можем попросить запись с камер видеонаблюдения руководство объектов, где они установлены. Они редко идут на сотрудничество с общественниками. А вот полиция может изымать такие записи без разрешения. Ну, и, конечно, мы не можем задерживать людей сами, например, тех же подростков-«бегунков». Поэтому поступаем по следующему алгоритму: устанавливаем их местонахождение, а потом сообщаем полиции. А далее — это уже работа органов.

Поначалу, конечно, у правоохранителей было некоторое недоверие к нам. Мол, что это за люди, почему они постоянно интересуются ходом расследования? Сейчас нас уже знают, к нам привыкли, и мы помогаем друг другу. И если, например, оперативник в интересах расследования просит временно придержать ту или иную информацию от общественности, мы не лезем на рожон и идем ему на встречу.

Единственный, на мой взгляд, серьезный минус нашего менталитета, согласно которому нередко действуют и представители правоохранительной системы — это так называемый трехдневный срок реагирования с момента пропажи человека. Наш опыт показывает, что это просто преступно упущенное время, которое до нуля сводит шансы найти человека живым. Причем в законе этот срок давно уже не прописан!

О потерявшихся

Пропадают довольно разные люди. Дети, подростки, пенсионеры, люди зрелого возраста. По опыту могу сказать, что активисты особенно хорошо отзываются на поиск детей и стариков, девушек. Например, нашей первой серьезной работой стал поиск молодой женщины, работавшей в ночном клубе. Она исчезла после того, как отправилась домой после очередной смены. К сожалению, впоследствии было обнаружено только ее тело... А вот искать зрелых мужчин никто особо не рвется, хотя случаи бывают самые разные. Может, думают, что вот дядька подался в бега от семьи, долгов или банально загулял.

Когда к нашим инфоргам приходит очередная заявка, они прежде всего внимательно изучают ее. С семейными дрязгами, когда делят детей или пытаются вернуть ушедших из семьи мужей, никогда не связываются. Еще одно обязательное требование: наличие заявления в полицию, мы всегда требуем от заявителя показать квиток от нее. Это нормальная практика, гарантирующая вовлечение в процесс правоохранительной системы со всеми ее возможностями.

После уже начинается непосредственная работа: составляется «ориентировка» на разыскиваемого, которая вбрасывается в социальные сети, расклеивается на местности, где могли бы видеть этого человека, идет опрос возможных свидетелей.

О гражданской позиции

Я всегда хотел заниматься чем-то общественно значимым. Какое-то время присматривался и к политической деятельности. Но закинув пробный шар, осознал, что в таком небольшом городке, как наш Волжск, это чревато. Здесь все друг друга знают, единственная более-менее известная газета плотно завязана на местную элиту. Станешь критиковать — найдут способ, как перекрыть кислород. Поэтому добиваться перемен нужно в столицах. А на местах надо просто помогать людям. Вокруг хорошего дела складывается команда единомышленников, появляются навыки коллективной работы в ответственных ситуациях, требующих быстрой реакции. Это очень ценно и работает на перспективу.»